Пережившие войну
Ветерану Великой Отечественной войны Илье Федоровичу Колчину в этом году исполнилось 90 лет. В течение многих десятилетий он внимательно читает районную газету «Павловский металлист» и особенно публикации о пожилых людях, участниках войны, тружениках тыла. Прочитанное подтолкнуло его к написанию воспоминаний о своей жизни, полной трудностей, потерь, невзгод, но и радости тоже. Его рассказ – это страницы живой истории большой страны СССР, пережитые им самим и близкими людьми, они искренние и не приукрашенные.
В его биографическом повествовании ломается стереотип представления о войне с Японией. Что мы о ней знаем? О тех страницах истории часто упоминалось, как о войне, которая закончилась, едва начавшись, поэтому сложилась иллюзия, как будто там не было массовой гибели наших солдат, как будто, призванным в армию на Дальний Восток повезло, потому что их отвозили в обратную сторону далеко от Западного фронта…
Живой участник боевых действий на Дальнем Востоке рассказывает о ней, опираясь на память о пережитом. Такое не забывается. Я прочла его воспоминания, занявшие ученическую тетрадь, на одном дыхании и постаралась передать рассказ ветерана, сохраняя первоисточник. Думаю, что правнуки Ильи Федоровича будут хранить его записи для будущих поколений и перечитывать своим детям.
Довоенное житье-бытье
Родился я в деревне Юрьевец в 1922 году в семье крестьянина. Мне едва исполнилось четыре года, когда умерла мать. У ставшего вдовцом отца нас осталось четверо: я, семилетний брат и еще две старшие сестры.
У нас было большое хозяйство: лошадь, корова, овцы, поросенок, куры, участок земли возле дома да еще пять участков в поле в разных местах. Работы хватало всем, но без женских рук в семье с детьми было трудно. Отец привел в дом новую жену.
В течение шести лет в доме прибавилось еще трое детей, у нас появились брат и две сестры. Не делая скидку на мой малый возраст, мачеха заставляла меня ухаживать за скотиной, обрабатывать землю и смотреть за младшими детьми, а кормила плохо. Всё время хотелось еды, но просить было нельзя, можно было получить подзатыльник. Я с трудом окончил три класса, а в четвертый не смог ходить, не было одежды.
К тому времени в деревне Юрьевец были три семьи, которые работали от Таремской промартели, собирали на дому складные ножи. В такие «надомники» взяли и меня с братом, научили нехитрому труду. По указанию старосты деревни в родительском доме нам выделили небольшое помещение для работы. Пришли двое мужчин и установили верстак, две наковальни и двое тисков, выдали нам напильники и молотки. Так началась моя самостоятельная трудовая жизнь, мне в ту пору было 11 лет, брату – 14.
Были мы еще детьми, а трудились с ответственностью взрослых людей. Помню, как однажды из-за работы мы с братом едва не погибли. Случилось так, что не пришла лошадь с телегой, на которой нам привозили детали и забирали готовую продукцию. Тогда мы с братом решили сами отнести готовые изделия, пошли пешком. Была холодная зима и мела пурга. Мы сбились с дороги и, уже совсем замерзая, стали звать на помощь. Спасение пришло. До сих пор помню тот страшный холод и человека, который стал нашим спасителем.
Жили одной семьей с родителями, но для нас не топили баню, мачеха не давала мыла для стирки белья. Отец сердился и ругал жену, чтобы она не жадничала и не обижала нас, но она не слушала. Однажды за отрезанный без спроса кусок хлеба мачеха меня так избила, что пришлось лечиться у врача. К счастью, в скорости старшие сестры вышли замуж и взяли нас с братом к себе, брата приняла одна, а меня – другая.
У сестры я стал пятым членом семьи. Мы жили в крошечном домике бедно, но дружно. Сестра заменила мне мать, заботилась обо мне по-настоящему. Меня обули – одели, устроили работать на Таремский завод. Так в возрасте чуть больше 12 лет я простился с деревней Юрьевец и начал собирать складные ножи в цеху, работал по четыре часа в день до тех пор, пока не исполнилось 16 лет. Потом мне выписали трудовую книжку, еще два года я работал по шесть часов в день, а с 18 лет стал трудиться наравне с взрослыми.
Учился на парашютиста, стал пулеметчиком
Тяжело вспоминать военные годы. В армию меня призвали 4 декабря 1941 года, но еще раньше я дважды просился на фронт добровольцем. Вот со второго заявления и взяли меня в группу парашютистов, которых готовили для заброски в тыл врага в партизанские отряды. Довелось изучить подрывное дело и прыгать с парашютом с самолета У-2. Теорию мы изучали на улице Красноармейской, на втором этаже здания нынешнего гастронома. Вместе со мной науку подрывника осваивали такие же молодые парни: Василий Титов, Володя Весёлкин, Василий Рассадин.
Я выполнил пять прыжков с парашютом, сдал экзамен по подрывному делу, получил документы и значок парашютиста. В это же время пришла повестка в армию, чтоб на следующее утро явиться на призывной пункт.
Как потом выяснилось, собрали много моих ровесников из всех районов области и повезли на Дальний Восток. Поезда шли в ту сторону один за одним. Кормили нас один раз в два дня и только на остановках в больших городах, а в остальное время ели то, что у кого было взято из дома. Так проехали мы тысячи километров, прежде чем добрались до места назначения, случилось это 7 января 1942 года.
По приезду на конечный пункт нас всех постригли, помыли и выдали новую одежду и обувь. Пришлось нам проститься с ребятами, кто с кем в поезде успел подружиться, потому что дальше всех распределили по разным подразделениям. Был у меня друг из Таремского Володя Пачурин, с которым мы хорошо дружили в юности. Его направили в 196-й полк, а меня – в 183-й. Вновь увиделись мы с ним только через четыре года, когда закончилась война и наши полки выводили из Китая. Но об этой встрече позже.
Попал я в пулеметную роту наводчиком станкового пулемета «Максим». Моя обязанность была носить ствол пулемета весом 24,5 килограмма на себе вместе с личным оружием и вещмешком, где кроме котелка, кружки и ложки, еще лежали: патроны, щелочь и масло для чистки оружия. А еще на одном боку крепилась саперная лопата, на другом – обязательно противогаз. Общий вес ноши более 32 кг, с ней каждый день приходилось двигаться по 30-40 километров. А еще практиковались в стрельбе, марш-бросках, в спусках в окопы и вылазках из них. Натрудишься с утра, к обеду начинает качать из стороны в сторону и есть совсем не хочется. А после еды вдруг такой голод накатывал, что казалось, смог бы быка начать грызть с рогов. Но думать времени не было, на передышку давался час, а потом опять продолжались учения.
Позже весь батальон перевели в тайгу. Там мы вырыли себе казармы на 100-120 человек. В землянках были только двухъярусные нары для сна, больше ничего, практически все время пребывали в темноте. Ни письма написать домой, ни книжку почитать не было возможности. Случалось, у людей нервы сдавали от безысходности. Хорошо, если кто песню затянет, а чаще бывали ругань, крики о помощи или слезы. Страшно вспомнить эту жизнь!
Немного погодя нас перевели ближе к берегу реки Уссури. Там по ночам рыли окопы и блиндажи, днем немного отдыхали, но больше учились. Япония готовилась к войне с СССР, мы каждую минуту ждали нападения. Из окопов нас не выпускали, особенно было трудно в сырую погоду, когда в траншеях приходилось стоять по колено в воде, а сверху лил дождь или валил снег. Лишь ночью доползем до леса, наберем сухих пеньков и бревен, чтобы на них стоять днем. Так продолжалось до того времени, когда стало известно, что Япония не пойдет войной на СССР. Но на этом военная обстановка не закончилась, потому что 9 августа Красная Армия сама выступила против угрожавшего войной противника. Наша разведка форсировала реку и уничтожила две японские погранзаставы. С рассветом с другого берега поступил сигнал о том, что путь свободен. Наши солдаты начали массовое форсирование Уссури, переплывали на лодках и сколоченных заранее плотах.
Шли в наступление, не встречая сопротивления. Спустя некоторое время стало известно, что японская армия покинула позицию и отступает. От нашего командования поступило распоряжение – перекрыть японцам пути отхода. Задачу поставили перед нашим взводом станковых пулеметов. Мы выполнили приказ, заняли позицию так, что японцам ничего не оставалось, как развязать сражение. В том сильном бою участвовал и я. Мы справились с заданием с большими потерями.
Дальше на нашем пути встречались небольшие группы японцев (заслоны), они сопротивлялись ожесточенно, но нас было больше. А потом нас обогнали наши танковые войска, мы шли уже без боев. Продвинулись далеко вглубь Китая. И вдруг приходит известие: «Война с Японией закончилась!». Как мы радовались – это словами не передать!
На войне радость и горе всегда рядом, но только горя всегда с лихвой больше радости. Так случилось и после объявления о конце войны. Сколько буду жить, никогда не забуду тот день.
Все расположились на отдых. Позвали на завтрак и стали давать столько еды, сколько кому хочется. Бойцы не торопятся, обстановка спокойная. Кто позавтракал, кто ещё ест, а другие только встают в очередь с котелком. И вдруг объявляют тревогу, командуют закончить завтрак, брать с собой оружие, патроны и гранаты – все, что у кого есть в наличии для боя, а остальное оставить на месте. Приказ поднял бойцов мгновенно, все побежали за командирами. Километров десять миновали и ничего не встретили, а дальше стали попадаться конные повозки, в которых везли много раненых красноармейцев. На них было больно смотреть, они нам кричали: «Отомстите за нас, ребятки, товарищи!».
Как потом выяснилось, не смотря на официальное прекращение войны, во вражеском стане остались группы японских самураев, которые не хотели складывать оружие и готовы были стоять насмерть. Они нападали на наши мелкие отряды, не допускали с тыла к войскам Красной Армии продовольствие и разное необходимое оборудование. На уничтожение самураев был отправлен батальон наших солдат с артиллерией. Но японцы держались крепко. Когда мы прибежали к месту столкновения с противником, там шел тяжелый бой. Наша артиллерия подавляла огневые точки врага и била по всем их позициям. От снарядов все разлеталось в клочья. Картина была страшная. Японцы не хотели сдаваться в плен и, если оставались живыми в бою, старались покончить жизнь самоубийством. Так поступали даже женщины. Некоторым из них мы не дали расправиться с собой, но не всех успели удержать.
Бой продолжался около двух часов. Когда всё стихло, мы собрали убитых и раненых, погрузили их на подводы и машины, а потом отправились к прежнему месту стоянки. Наш взвод потерял пять человек убитыми, восемь были ранены.
Долгожданный мир
В середине октября части Красной Армии начали движение на выход из Китая к родным границам. Наш 183-й полк шел впереди дивизии, за нами следовал 196-й полк, где, как мне тогда думалось, должен был находиться мой задушевный товарищ из Таремского, с которым мы вместе работали, а потом ехали на Дальний Восток в одном поезде. Я очень хотел с ним увидеться.
Когда нашему полку дали два часа на привал, я не стал, как все, ложиться отдыхать, а дождался прохода мимо нас 196-го полка. И вот бойцы идут, а я стою в метре от дороги и гляжу во все глаза, чтобы не пропустить друга. Наконец в группе солдат мелькнуло знакомое лицо земляка. Как же я обрадовался, что он жив и здоров!
Я кричу: «Володя Пачурин!», друг оглядывается и видит меня. Кинулись мы друг другу на встречу, обнялись так, словно роднее родных, плачем, говорим какие-то бестолковые слова: «Ты жив? Я жив! А ты как? А я жив!». На нас все смотрят и улыбаются, радуются вместе с нами.
У меня в вещмешке был трофейный японский сухой спирт. Я предложил Володе отметить нашу встречу. Он согласился. Мы развели спирт с водой в котелке, получился литр алкоголя крепостью 50-60 проц. Сидим, выпиваем, разговариваем. Накрапывает мелкий дождь, а мы не замечаем. Не можем наговориться. Володя сильно опьянел. Его полк далеко ушел, ему надо было как-то догонять свое подразделение. А как идти, если он и стоять-то не может? И тогда я выхожу на дорогу под танки, они как раз мимо нас двигались. Машу танкистам обеими руками, кричу. Один танк останавливается, из него показывается лейтенант и спрашивает меня: «В чем дело?». Я объяснил ситуацию, мол, опасаюсь за друга, время военное, как бы его не наказали. Лейтенант все понял, помог втащить Володю в танк, а сам остался наверху. Они поехали, а я глядел вслед и думал о том, как бывает в жизни: за тысячи километров от родного дома в чужой стране мы с Володей сумели найти друг друга.
После Китая я оказался в городе Комсомольске-на-Амуре. Жить стало легче. Казармы были не крепкими, но светлыми. Питание улучшилось, учения почти прекратились. Но по-прежнему строгой была дисциплина. В основном, мы охраняли военнопленных, среди которых были японцы и немцы. В то время город усиленно строился, мне он нравился. Здесь я опять встретился со своим таремским другом. От него узнал, что на танке он догнал свой полк, доехал хорошо, лишь немного обжог руку.
Через три месяца пребывания в Комсомольске-на-Амуре меня вызвал командир и сказал: «Сержант Колчин, мы знаем, как ты хорошо служил в армии и воевал. Тебя наградили орденом Славы и двухмесячным отпуском на родину». Мне дали месяц на дорогу и месяц, чтобы побыть дома. Помню, как собирали меня в поездку. Один командир выдал мне крепкую офицерскую шинель, в которой я потом три года ходил на работу. Другой командир дал хромовые сапоги, еще один передал офицерскую фуражку. Старшина роты подарил мне кортик, а вместе с ним жизнь, как оказалось позже.
Я ехал домой после четырех лет службы в далеких краях, ехал по стране, которая победила в страшной войне. Старший сержант стал старшим лейтенантом, за спиной были годы мучений тяжелейшей солдатской жизни в холоде и голоде среди горя и страданий. Но я был молодой, поезд вез меня в родные места, вокруг не было стрельбы, не рвались снаряды. Мне очень хотелось жить!
Через две недели пути я вышел из вагона в городе Кирове в 12 часов ночи, чтобы пересесть на поезд, который увез бы меня в Горький. Во время этой пересадки на меня напали грабители. Вот тут и пригодился кортик, подаренный старшиной. Я выхватил острое оружие и показал бандитам, что буду обороняться без страха. Нападавшие испугались и попятились от меня. Этой заминки мне хватило, чтобы убежать от шпаны, они меня не догнали. Но это был не последний раз, когда на меня нападали воры. Другой такой случай произошел по пути из Горького домой. Но в тот момент я уже был не один, а с земляком, тоже ехавшим из армии в отпуск. Бандиты хотели на нас напасть, но увидели, что мы солдаты и с холодным оружием, так и отстали от нас.
В час ночи я приехал на поезде в Павлово, а еще через два часа добрался до деревни Долгово, где до призыва жил в семье сестры. Радости от встречи не было предела! На следующий день мы с сестрой поехали в Богородск получать продукты на месяц по моему военному аттестату. Пока гостил в отпуске, познакомился с хорошей девушкой Дашей. Узнал, как тяжело жилось людям в тылу, как много работали в колхозе и все отдавали для фронта, труд был в основном ручной. А еще копали оборонительные траншеи, возили уголь и торф на лошадях для заводов, зимой для проезда расчищали снег лопатами.
Даша дождалась меня из армии, мы поженились, но это было через два года после знакомства, потому что мне предстоял обратный путь на Дальний Восток к месту службы.
Вернувшись в Комсомольск-на-Амуре, я не нашел свой 183-й полк на прежнем месте, его расформировали. Осталось человек 15, кто приехал из отпуска или госпиталя. Я, как положено, доложил начальству о своем прибытии к месту службы. Меня принял подполковник, вспомнил и встретил по-дружески, спросил о поездке, о том, как живут люди в деревне, настоял, чтобы я ничего не скрывал, а говорил правду. Мы разговорились, я сказал, как плохо в родных местах с продуктами и топливом, как много и тяжело работают земляки ради восстановления страны из разрухи. Подполковник выслушал меня и предложил остаться на год сверхсрочной службы, пообещал должность сержанта-кладовщика и небольшой денежный оклад, если соглашусь служить на самой дальней точке страны в порту на берегу залива Петра Великого.
Я остался в армии. Жили мы неплохо, хоть и «на краю Земли». Если смотреть прямо от казармы, то там был залив Петра Великого, справа – озеро Хасан, а влево – Тихий океан. Далеко, но особой нужды в быту ни в чем не испытывали. Я даже денег немного накопил. Только очень домой тянуло. А меня не отпускают, я дисциплинированный был, исполнительный, рос ведь сиротой, привык слушать старших. Но в этот раз не уговорили. Дома ждала девчонка, пора было семью заводить. Год хорошо было служить, а сколько я до этого ужасов повидал! Сколько видел смертей, сколько армейских товарищей похоронил! Сколько тяжестей на себе перенес да с ними марш-бросков сделал! Сколько раз не чаял, что выживу в этом аду! Остался цел, значит, должен быть дома, там меня ждут, там за меня молятся, чтоб вернулся к родному порогу.
Трудились от зари до зари
Вернулся я домой 14 декабря 1947 года, а 16 числа объявили о денежной реформе. Все накопленные мной на службе в армии денежки растаяли, успел купить только валенки да самогона немного нагнать на свадьбу. А на закуску не хватило, пришлось довольствоваться огурцами, грибами да капустой.
Через две недели после возвращения домой я вышел на работу в Таремскую промартель, откуда был призван на фронт. Работал до пенсии слесарем-инструментальщиком, науку эту освоил самостоятельно, ведь у меня только три класса образования. Научился читать чертежи, по ним делал шаблоны, а дальше – разные штампы и матрицы. Я не боялся тяжелого труда и не отказывался даже от самой грязной работы, за которую другие не брались.
Если судить по трудовой книжке, то мой стаж составляет 50 лет, с надомной работой – ещё больше, все годы — на одном заводе. Столько лет работал, а зафиксированы всего две записи: «принят на работу 8 сентября 1938 года» и «уволен в мае 1989 года». Не было у меня за всю жизнь ни одного дисциплинарного взыскания. Собирал складные ножи, вносил рационализаторские предложения, получал квалификационные разряды и почетные грамоты за добросовестный труд, одним из первых стал ударником Коммунистического труда.
После работы обычно оставался еще на два-три часа сверхурочно, чтобы больше заработать, для семьи старался. Моя жена Дарья Николаевна тоже из сирот. Ее мать умерла, когда Даше было 10 лет. Отец привел в семью новую жену с двумя детьми. Мачеха оказалась доброй женщиной, но жилось все равно нелегко, работали много, а еле-еле концы с концами сводили. В войну из семьи Даши забрали на фронт всех старших братьев и сестру. Никто в живых не остался, а ей досталось заботиться о родителях. Жили своим хозяйством, в те годы пенсию старикам не платили, если они жили с дееспособными членами семьи.
Когда мы поженились, начали жить в доме с тестем и тещей. А потом с рождением первого ребенка купили в долг крошечный деревянный домик в два оконца по лицу. Сейчас таким размером — четыре на три метра — даже бани не строят, стараются сделать просторнее. Мы долго в нем жили, на стройку денег не было. Завели домашний скот. Питание стало почти свое, но и трудов прибавилось. Жена вставала в четыре утра, чтобы подоить корову и выгнать ее в табун, потом относила молоко в Павлово на продажу и успевала на основную работу в колхоз.
На колхоз мы с женой много потрудились бесплатно, чтобы нам не урезали земельные участки, чтобы можно было пасти на лугах личный скот. Бывало, что я после работы в Таремском заводе до темноты ремонтировал колхозные дворы. А жена после основного рабочего времени не отказывалась стога метать, молотить зерно и возить его на элеватор. Случалось, что после 17 часов колхозный бригадир не давал ей до дома дойти пообедать, выдавал задание.
С рождением второй дочери стало невозможно жить в «бане» и спать поперек кровати. Я присмотрел старый дом в соседнем районе, нанял плотников перевезти сруб и собрать, а дальше доделывали все своими руками.
Почти 40 лет подряд меня избирали депутатом сельского Совета. Много пришлось мне похлопотать по делам деревни. Больше всего досталось забот с водопроводом. Его отказывались проводить, ссылались на то, что денег нет, что в других деревнях с водой тоже плохо. Дважды я обращался в московскую газету «Известия» пока оттуда не настояли, чтобы колхоз в течение трех месяцев решил проблему с водой в деревне. Из-за водопровода мы в первый раз за много лет поругались с женой. Но в целом душа в душу живем вместе 65 лет.
Много невзгод выпало на молодость наших ровесников, на лучшие годы жизни. Тяжело было и на фронте, и в тылу. Но мы выстояли, защищали и поднимали страну из разрухи, старались, чтобы дети и внуки жили лучше нас. Пусть никогда не повторится война!
Подготовила Елена ГОРГОЦ.
31.01.2013
Метки: люди, Павлово, победители Рубрики: К 65-летию Победы, Обо всем
4 комментария (-ев)
Воффка - 31.01.2013
Всю жизнь нет покою русскому человеку…
Всю жизнь долг Родине отдавать…
А в ответ — тишина.
alla - 03.02.2013
Сколько сил было приложено для сохранения Родины.Сколько принесено в жертву ради светлого будущего. А теперешние «хозяева жизни» все обгадили…Дорогие ВЕТЕРАНЫ! Дай вам Бог здоровья!Не за такую жизнь Вы сражались и отдавали свои жизни,но в этом нет Вашей вины.Счастья Вам и покоя.
Екатерина - 04.02.2013
Илье Федоровичу вместе в его супругой все пожелания крепкого здоровья и покоя в жизни. Нам всем остается только позавидовать такому жизненному пути и добрым воспоминаниям.С 12-ти лет работать…………
И большое спасибо автору ,Елене Горгоц , за публикацию воспоминаний об их жизни.Это наша основа)
Аноним - 05.02.2013
Долг Родине? А кто задолжал-это ещё вопрос. Родина-….И пройдёт ещё лет 30 -опять -ДОЛГ Родине, а кто Родина-Куренков—??? А он спит и прокурор города спит и судья осуждающий «заочно» спит-И -ЭТО ВСЁ РОДИНА…………………………………..
Написать комментарий