Сколько бы ни критиковали курс правительства Российской Федерации на модернизацию и инновации, а  «караван идет». Но далеко ли эта идея распространилась в регионы? На этот вопрос и другие ему сопутствующие, которые задавали представители средств массовой информации со всей России, ответил Иван Михайлович Бортник, исполнительный директор Ассоциации экономического взаимодействия субъектов Российской Федерации «Ассоциация инновационных регионов России». Встречу с ним в марте этого года организовал Клуб региональной журналистики по поручению Комиссии по модернизации экономического развития России при президенте РФ.

Представитель регионального СМИ:

— Мы слышим о модернизации и инновациях довольно давно, что уже пора бы им проявиться в заметном режиме. Объясните, где их искать, в каком параллельном мире?

Иван Бортник:

— Есть регионы, где инновационное направление хорошо заметно. Туда идут инвесторы с высокими технологиями. И тут надо отдать должное губернаторам, потому что им нужны деньги на ремонт дорог, улучшение социальных условий жизни, модернизацию школ, больниц, а им говорят, что ресурсы надо направлять на инновации, эффект от которых придет через 10 – 15 лет. Десять лет — это очень долгий срок для губернатора. Поэтому, для того чтобы держать в себе инновационные мысли, надо быть фанатом, либо иметь высокий уровень развития республики или региона. Фанаты есть.

Например, в Калужской области думают не об инвестициях, там их привлекается много, примерно по миллиарду евро в год. Сейчас там решают другую большую проблему, мешающую инновационной политике. Уезжают молодые ребята, которые были заняты в науке, в высокотехнологичном производстве. Уезжают в Москву, подоходные налоги платят в столице. Поэтому в Калужской области думают о том, как вернуть молодые кадры, которые нужны региону не только как налогоплательщики, но в первую очередь как специалисты, востребованные в инновационных технологиях. Затащить в область супер — высокотехнологичное производство не проблема, если компания будет уверена, что у нее в этом месте будет выбор специалистов. В Калужской области эту проблему пытаются решить через открытие филиала МГУ.

Близкая ситуация в Татарстане и Красноярском крае. С  инвестициями научились работать. А в Красноярском крае вообще не гонятся за иностранными инвестициями. Во-первых – регион далекий, во-вторых, не бедный, там оборот ВВП составляет около триллиона рублей, есть богатые местные инвесторы. Сейчас там больше нацелены развивать Сибирский федеральный университет. И это правильное направление. Так что процесс идет, но пока во многих регионах только еще думают об инвестициях. Это логично и понятно.

— В России есть мощный тормоз, чтобы не заниматься вплотную модернизацией. Это природные ресурсы, они позволяют получать доход, ничего не производя. Что вы об этом думаете?

— Мы долго двигались по финансовой модели управления экономикой и страной: есть сырье, есть потребность в сырье, продаем — и хорошо. Кстати, сейчас продаем по хорошей цене. Деньги для решения социальных, научных, образовательных и прочих проблем у нас есть. По нормальному счету мы вышли на ВВП примерно в полтора триллиона долларов. Сегодня мы добываем порядка миллиарда тонн условного топлива. Но что интересно. Если мы все это топливо, не оставляя ничего в стране, продадим на экспорт, хотя столько за рубежом и не надо, мы получим 600 миллиардов долларов. Между тем, в США внутренний валовой продукт составляет 14-15 триллионов, в Китае – около 10-12. И что мы будем делать? Мы не сможем приблизиться к этим странам по уровню ВВП только за счет нефтегазового сектора.

Не так уж плохо, что мы воспользовались продажей сырья, как трамплином, потому что было решено много всяких проблем. Но это не даст дальнейших темпов роста. Говорят, что у нас ограниченные нефтегазовые ресурсы. На наш с вами век и еще на несколько поколений у нас их хватит. Нет проблемы дефицита топливно-энергетических ресурсов в стране. Я думаю, мало шансов, что цены вдруг рухнут до восьми долларов за баррель. Скорее всего, они даже подрастут еще. Проблема появится в другом месте. Наша роль в энергетических ресурсах Запада — всего 20 процентов. Если там к 2020-му году будет сделано 20 проц. разных энергосбережений, то без наших энергетических ресурсов за рубежом обойдутся. Я уж не говорю о том, как они «навели порядок» в нефтяной Ливии. Мы можем оказаться в ситуации, когда наши нефтегазовые ресурсы просто не будут дефицитны. Достаточно увидеть, что за один год США превратились из страны-импортера энергетических ресурсов в страну-экспортера. В Штатах добрались до сланцев и оттуда стали качать попутный газ. То же самое сейчас происходит в Польше, правда их ограничивают проблемы борьбы за окружающую среду. Есть и другие источники. А теперь представьте, что нам легко было проходить первую волну кризиса, потому что пока Западу нужны эти ресурсы. Мы довольно легко проскакиваем и вторую волну кризиса. Но это не гарантия от третьей и последующих волн кризиса. Поэтому от энергозависимости нам необходимо уходить.

— Однако настоящая действительность как-то не стыкуется с курсом на модернизацию. В Томской области есть технико-внедренческая зона, новосибирский технопарк. Томск и Новосибирск звучат во всех рейтингах. А вот зубочистки туда привозят из Китая. При этом в России две трети леса пропадает неизвестно куда. Мы строим какие-то модели модернизации, но элементарные предметы, которые можно производить самим, даже не в рамках инновационных предприятий, мы завозим из-за рубежа.

— Вы хотите знать: «Почему они могут, а мы нет?». Расскажу о личном опыте. Когда приезжаешь за границу, ходишь по магазинам, то непременно видишь вещи, которые вызывают мысли о том, почему тебе такая идея в голову не пришла? Вот бы придумать такую вещь и начать ее продавать. Однажды я даже объявлял конкурс: предложил сделать выставку и наградить российские изобретения, которые полезны для человека. Ведь замок-молния, пуговица, ремень и даже лапти – все не наше. У россиян в голове нет желания сделать что-то простое, то, что нужно человеку каждый день. Мы можем, но не хотим заниматься «мелочью». Ассоциация в свое время поддержала проект, в котором науки – никакой. Парень придумал ниточную зубочистку, стерильную. Он раскрутился, начинает даже что-то экспортировать. Она  продается в аптеках. Другой пример – изобретатель из Новосибирской области Сергей Семенихин. Он придумал обогреватели для яиц и элементарные механизмы для их поворота. У его оборудования высиживаемость яиц достигает 98%. Его завалили письмами со всей страны, и он производил и поставлял эти приборы. Так что россияне могут успешно делать такие элементарные вещи, но наша ментальность на это не настроена. То есть мы, конечно, можем делать зубочистки, но это как-то слишком мелко для нас. Мы настроены на такие масштабные проекты, чтобы весь мир вздрогнул. И в этом наша проблема. Хотя мелкие инновации, когда их много, дают весьма большой эффект, во всем мире инновации идут из малых компаний.

— Что на ваш взгляд очень сильно мешает инновационной деятельности?

— Первая проблема – люди не понимают, что им прибавится, если они получат какую-то инновацию. Ведь всегда принимается решение о какой-то сумме ресурсов, которая есть в распоряжении региональной власти. И вот руководитель планирует направить эти средства на модернизацию. С чем он сразу сталкивается? Первая реакция идет от вас — от СМИ. Начинаются претензии: народу надо вот это, а губернатор вдруг начал строить вот это. Тут пенсии маленькие, зарплаты у бюджетников мизерные, «социалка» плохая, а он вкладывает средства в какие-то прожекты по нанотехнологиям. И вся инициатива срезается на корню.

Вторая проблема в том, что сами инноваторы никак не могут разъяснить людям, что конкретное новшество дает народу. Возьмем в пример нанотехнологии. Чего только про них не говорят, но нет главного – нормального, понятного всем объяснения того, что собой представляют эти нанотехнологии. Ученые начинают рассказывать формулы, которые нормальному человеку непонятны. Люди хотят знать конкретный факт — что дала та или иная инновация.

— Приведите несколько инноваций с понятной людям пользой.

— Пожалуйста. Например, в среднем, сегодня в нормальной двухкомнатной квартире на освещение тратится примерно 300 ватт, а если поставить светодиодные лампочки, которые уже есть на рынке, потребление упадет на порядок. Вот реальные результаты инновации.

Следующий пример с реальной пользой для граждан. Я живу в двух городах – в Москве и Париже, у меня там дочь. Так вот, выйдя в Москве к остановке общественного транспорта, я не знаю, когда приедет нужный мне автобус и будет ли он вообще. Когда в Париже я подхожу к остановке, я сразу вижу на табло, через какое время появится автобус. И он действительно приходит в срок, независимо от пробок. Это – информационная технология, которая нормально работает.

Еще пример, понятный всем. Все мы знаем о состоянии наших дорог, об их постоянном ремонте. Так вот губернатор Калужской области поехал в Белоруссию и поинтересовался, почему там хорошие дороги. Ему сказали, что вместо битума, которого нет, добавляют то, чего полно, дешевый материал не привел к удорожанию. Сейчас в Калужской области делают дороги, которые не разбиваются за год. Вот такие примеры, если их показывать, заставят население думать о пользе инновационных решений.

— Как вы думаете, кому проще заниматься инновациями: крупным компаниям или малому бизнесу?

— Во всем мире наиболее инновационен малый бизнес и понятно, по каким причинам. Если, например, я — «Дженерал Моторс» и имею мощное производство, то у меня голова будет болеть о рынках сбыта, о поддержании стабильной технологии, о рабочей силе. И совсем немного я бы думал о новейших технологиях. Но когда где-то в стороне появляются небольшие компании, которые создают какие-то новые типы двигателей и у них это хорошо получается, то большая компания купит эту технологию. Это аутсорсинг.

— В Новосибирске есть наукоград технологического профиля Кольцово. Началось строительство, подведены коммуникации. И первый резидент – «СФМ-Фарма» во главе с Андреем Бекаревым, который начал строительство завода, высказал мнение о том, что новые резиденты должны прийти на территорию с проектами ценой порядка 50 млн. евро каждый. Понятно, что маленькие компании по этому поводу сильно заволновались. Как на ваш взгляд, правомерен ли такой подход?

— Это было бы очень хорошо, чтобы приходили резиденты с такими вложениями. Но где же их взять? Если кто-то приходит — хорошо, но нельзя превращать это в требование. Даже в Сколково, куда приходят большие компании, строится отделение, условно говоря, технопарк, куда будут приходить, в том числе, и самые маленькие резиденты вообще без каких-либо вложений. Поэтому должен быть обязательно оптимум, такие зоны должны создаваться, прежде всего, для небольших компаний. Потому что резиденты с 50 млн. евро должны идти в зоны промышленного типа. А технико-внедренческие зоны — для небольших компаний. По-моему он перегнул, и его надо было бы поправить.

— Что-то неслышно об инновациях, в которых Россия сильно преуспела.

— Это претензия к вам, журналистам. Наша среда отторгает тех, кто делает деньги на инновациях. Вот вы, представители СМИ, можете назвать фамилию создателя «Яндекса»? Не знаете. Вы знаете Гейтса, Цукерберга, а соотечественников не знаете. Кто, например, сделал юридическую систему «Гарант», где трудятся шесть тысяч человек»? Ее автор Дмитрий Першеев. Есть еще «1С бухгалтерия» Бориса Нуралиева, малое предприятие, которого входит в список самых крупных налогоплательщиков России. Вы же их не популяризируете. А когда Ассоциация пытается их популяризировать, они отказываются. Потому что: меньше знают, меньше просят. Это в мозгах у нас так устроено.

Есть еще одна причина сильно не выдвигаться. Сегодня многое из российских материалов и инструментария продается за границей, но наши ребята сознательно не ставят на своем товаре родные названия, поскольку под такой маркой там это не продашь. Приходится идти на рыночные приемы.

— Существует ли банк данных по внедренным инновациям?

— Конечно, у Ассоциации есть такой банк данных. И самое радостное для нас — это большой список компаний (около 200), которые начинали когда-то работать с Фондом содействия, а теперь вышли на объем продаж за 100 миллионов рублей. Кроме того, есть банк стартапов (компаний в стадии запуска), еще есть банк «умников» – их четыре — пять тысяч по России. Наши компании неохотно идут на то, чтобы мы их как-то рекламировали, потому что всякого хватает в нашей жизни. Публиковаться на сайтах и разбрасывать информацию не хочется, были случаи, когда нашу базу данных использовали в нечестных целях. Но для прессы и госструктур мы открыты.

Подготовила Елена Горгоц.

19 мая 2012 г.